Так и не придя ни к какому определенному решению, я малодушно оставил его на будущее. Выпив стакан чая с баранкой, отправился спать, думая, что утро будет мудренее вечера.

Утро новых проблем не принесло. Мама, к моей радости, просьбами сделать лекарство не доставала. Но явно была обижена моим отказом. Тем не менее, больше к этой теме мы не возвращались.

Первые несколько учебных дней ноября прошли незаметно. Большая часть нашей группы жила ожиданием демонстрации, после которой можно было, наконец, уехать домой. Вспоминая прошедший вечер, девочки большей частью, обсуждали своего старосту и его нахальное поведение. Особенно этим страдали Писаренко и Рюнтю. Ничего удивительного, женская часть группы была обижена, что единственный парень предпочел приглашать на танец третьекурсницу из фельдшеров, А не их, таких молодых и красивых.

Светка Писаренко, как бы между делом намекнула мне, что Смолянской осталось учиться всего полтора года, после чего она уедет по распределению.

В ответ я только улыбнулся. Кроме меня никто в училище не знал, что Наташа будет работать в нём освобожденным секретарем комсомольской организации еще пять лет. Хотя в этой реальности это еще не факт.

Однако за знакомство с Наташей пришлось расплачиваться на демонстрации, когда она, радостно улыбаясь, вручила мне большой портрет Леонида Ильича.

– Витя, ты же настоящий комсомолец, – сказала она. – Портрет тяжелый, его должен был нести мальчик из зубных техников, но он заболел. А парни у нас и так все наперечёт. Так, что вся надежда на тебя.

– А точно этот мальчик заболел? поинтересовался я.

Наташа оскорблено поджала губы.

– Точнее некуда, – сообщила она и убежала к куче транспарантов и портретов, которые еще надо было распределить среди учащихся.

Светка Писаренко, державшая в руках небольшой портрет Николая Викторовича Подгорного, злорадно хмыкнула, наблюдая эту сцену.

– В общем, я на лучшее не рассчитывал, поэтому безропотно взвалил портрет на плечо и отправился в колонну демонстрантов. А там уже наша куратор на третий раз пересчитывала нашу группу, постоянно сбиваясь в подсчетах.

Увидев меня, она радостно завопила.

– Гребнев, наши уже все пришли?

– Все, Капитолина Григорьевна, все, ответил я. – Не волнуйтесь.

Женщина кивнула и немедленно отправилась в сторону крыльца¸ на котором директор вместе с завучем и парторгом принимали рапорты о количестве студентов, вышедших на демонстрацию.

Денёк, надо сказать, был не слишком приятным. Дул холодный ветер, а с неба летела мелкая пороша.

Я еще раз подумал, как хорошо, что тепло оделся. Ведь еще вчера царила промозглая осень с плюсовой температурой и мелким дождем. А сегодня уже был практически зимний день.

Ближе к десяти часам наша колонна двинулась в путь. Соединяясь по ходу движения с другими учебными заведениями.

Учащихся от школьников до студентов, как самых молодых, пропускали в первую очередь. Дождавшись своей очереди, мы прошагали мимо трибуны с местным, республиканским начальством и партийными боссами, прослушали здравицы в нашу честь и ответили недружными криками ура.

Зайдя за трибуну, мы, как и прочие колонны демонстрантов начали расходиться в разные стороны. Только некоторые несчастные, вроде меня, дожидались машины, чтобы скинуть туда плакаты, лозунги и прочий агитационный материал. Он еще пригодиться¸ ведь впереди нас ждет первомайская демонстрация 1967 года.

Я хотел было пригласить своих девчонок прогуляться до ближайшего кафе, выпить по чашечке кофе с рогаликом, но оглянувшись уже не нашел ни одной в поле зрения.

– Действительно, что-то я туплю, – подумалось мне. – Большая часть группы уже отправилась собирать вещи, а затем бежать на вокзал и автобусную станцию.

Так, я что я, не торопясь, в одиночестве пошлепал в сторону дома. Мама, придет с демонстрации позже меня, и мы начнем собирать на стол. Сегодня к нам должна придти в гости тетя Маша и наверняка она будет просить сделать ей волшебную мазь.

Однако праздника у нас не получилось. Мама пришла домой одна, в дурном расположении духа. Сказав мне, что плохо себя чувствует, ушла к себе, перед этим предупредив, пообедать я смогу, а вот ужин придется готовить самому.

На мои расспросы она не реагировала. Учитывая, что она унесла тазик с горячей водой к себе в комнатушку и плотно закрыла дверь, я начал догадываться, что с ней стряслось. Все стало ясно, когда она вышла на кухню и начала шариться в холодильнике.

– Витя, ты случайно не видел свечей «анузол», они лежали на второй полке, – спросила она через какое-то время.

В нашем небольшом холодильнике все было на виду и я никак не мог пропустить упаковку свечей, о чем я маме и сообщил.

Вздохнув, она собралась снова лечь в кровать, когда я предложил сбегать в аптеку.

Бегать пришлось долго, большая часть аптек не работала, и лишь в центральной аптеке мне удалось купить пару упаковок свечей.

Зайдя в темный подъезд дома, я остановился, из-за пришедшей в голову идеи.

Сжав в руках одну упаковку свечей, попробовал вызвать в себе чувство, испытанное ранее при приготовлении мази.

И сам удивился, когда оно откликнулось с небывалой до этого интенсивностью. Мне даже показалось, что ладони в темноте засветились слабым сиреневым отблеском.

От неприятного чувства я чуть не кинул упаковку на пол. Но ощущение жара и рези в ладонях ушло спустя несколько секунд. Так, что свечи остались у меня в руках.

Когда я пришел домой, мама так и лежала в кровати со страдальческим выражением на лице.

Отдав ей упаковку, побывавшую у меня в руках, я ушел смотреть телевизор.

Так под телевизор и уснул.

Разбудила меня мама.

– Витя, представляешь, мне с одной свечки полегчало, никогда такого не было. – радостно сообщила она. – Так, что я сейчас быстро ужином займусь.

– Мам, может, не стоит, обойдемся и без ужина, – предложил я.

Однако маму, после того, как ей стало лучше, переполняла жажда деятельности, поэтому скоро на плите заскворчало масло на сковородке, дожидаясь картошки Через час мы сели за ужин, за которым я попытался уточнить, помогли ли свечи, или нет.

– Мама, ты что-то после свечей, что-то быстро оклемалась? – спросил, как бы между делом.

– Витька, ты даже не представляешь, как здорово, когда задница у тебя не болит, – ответила та.

– Ну, что я мог ответить на эти слова? Естественно, до геморроя в этой жизни я еще не дожил. Но в прошлой жизни познакомился с ним основательно, вот только подобного мне лекаря тогда рядом не имелось.

Но тут мама с подозрением уставилась на меня.

– Скажи-ка мне Витек, ты ничего со свечками не делал? Что-то я такого быстрого эффекта раньше не наблюдала.

Мама, ну что я мог сделать? Да ничего! – возмутился я.

Однако подозрение не исчезло из маминых глаз.

Глава 11

Хотя она неожиданно быстро успокоилась, услышав мой возмущенный ответ.

– Ну, и ладно, ничего так ничего, – миролюбиво ответила она и, сняв чайник с плиты начала разливать чай.

За прошедшие полгода я немного научился разбираться в поведении своей второй мамы, но о чём она сейчас размышляла, догадаться никак не мог.

Остаток вечера мама провела у телевизора, особое внимание, уделив просмотру в вечерних новостях парада и демонстрации в Москве.

Меня же это зрелище особо не привлекало, поэтому я забрался в свою комнатушку и лежа в кровати начал размышлять о том, как дальше жить.

Не знаю почему, но мне все время казалось, что пройдет еще немного времени и все войдет в свою колею. Я свыкнусь с нахождением в теле шестнадцатилетнего недоросля и своим взрослым поведением перестану вызывать недоумение одногруппников, педагогов и родных.

Хотя, в принципе, определенный авторитет в училище я уже заработал. К примеру, в школе это сделать было бы намного сложней. Там вряд ли так быстро смогли бы привыкнуть к преображению бывшего Шибздика.