– Началось, – обреченно подумал я. – Женский коллектив – страшная сила. Никаких секретов в нём не может быть по определению.

– Людмила Викторовна, понимаете, я действительно помогал бабушке. Но она мне ничего особого не доверяла. Так, что не знаю, чем я могу вам помочь.

– Да, я, в общем, особо и не надеялась, – вздохнула учительница, – Хотя, сами понимаете, утопающий за соломинку хватается. Просто, тяжко смотреть, как Лена мучается, а сделать ничего не могу.

Пока она говорила, уколы совести становились все острей, и когда по щеке Людмилы Викторовны скатилась одинокая слезинка, я не выдержал.

– Вы знаете, после бабушки остались кое-какие настойки и микстуры. Я сейчас пытаюсь их рассортировать. Если найду что-нибудь подходящее, сразу принесу вам. Естественно, гарантировать полное исчезновение симптомов болезни не могу, могу только пообещать, что хуже от бабушкиных микстур не будет.

– Спасибо, – поблагодарила меня преподавательница, смахивая непрошенную слезинку. – Да мы и сами особого эффекта не ждем. И так перепробовано все можно и нельзя. Но если станет хоть чуточку лучше и то дело.

Не успел я зайти в аудиторию, как прозвенел звонок. Благодаря этому ко мне никто не приставал и не выспрашивал, чего хотела от меня Людмила Викторовна.

Но от вопросов соседки по столу уйти не удалось.

– Витька, чего от тебя Вобла хотела? – спросила Ирма, сразу, как мы уселись рядом друг с другом.

– Ничего особенного, – отмахнулся я. – У неё вопросы появились по статье в стенгазете и уточняли дату зачета.

– Врешь, наверно, – с подозрением глянула на меня девушка. На этот вопрос я только молча пожал плечами, как бы намекая, мол, понимай, как знаешь.

На второй перемене я забрал трудовую книжку из портфеля и отправился в канцелярию. Открыв дверь, увидел, как Роза Павловна восседая на своем месте, активно общалась с коллегами по работе.

Стоило мне войти в кабинет, как все три дамы склонили головы над какими-то записями, показывая, как они усердно работают.

Отдав Розе Павловне трудовую книжку всего с двумя записями о приеме и увольнении из больницы, я поспешил уйти, мотивирую тем, что опоздаю на урок. Боялся, что опять кадровичка начнет приставать с просьбами, сварить приворотное зельё. Как ни странно, никаких просьб от неё не последовало. Видимо, не хотела говорить о таких материях при свидетелях. Ну, что же, тем лучше для меня.

Но на этом визите мое общение с руководством не закончилось. Перед последним уроком меня срочно вызвали к директору.

Дмитрий Игнатьевич был не один, в кабинете присутствовал еще и столяр-плотник Светлов. Хотя по его поведению трудно было понять, кто из этих двоих мужчин является главным.

Ну, учитывая подноготную столяра, была понятна его фамильярность с работодателем.

Зайдя в кабинет, я демонстративно помахал рукой, разгоняя облако сигаретного дыма.

– Дмитрий Игнатьевич, плохой пример подаете подрастающему поколению. – поздоровавшись, шутливо спросил я.

– Видал, Иванович, какие у меня кадры учатся, еще первый курс не окончил, а никакого уважения не имеет к возрасту и должности, – ухмыльнулся Москальченко.

– Нет, Игнатьич, ты в корне неправ, – заметил Светлов. – Мне студент понравился, основательный такой парень, хотя сразу видно, себе на уме.

Москальченко глубокомысленно кашлянул.

– В общем, так, товарищи, молодой и пожилой, ставлю вам задачу, привести в порядок Ленинскую комнату. Через две недели у нас сессия. Выпускные экзамены у последних курсов. Из Минздрава будут проверяющие, из Минобра, а у нас в Ленинской комнате конь не валялся.

Дверь кабинета открылась и в проеме появилась голова секретарши.

– Дмитрий Игнатьевич, Смолянская подошла, ей можно пройти?

– Конечно, – недовольным тоном ответил тот. – Только её и ждем.

Когда девушка появилась в кабинете, недовольное выражение ушло с лица директора.

– Наталья Александровна, присаживайтесь, только вас и ждем, – заявил он.

Девушка, поздоровавшись, прошла и привычно уселась на стул рядом с нами.

– Ну, что же, все в сборе, – удовлетворенно заключил Дмитрий Игнатьевич, – тогда приступим к обсуждению, что и как следует обновить в интерьере Ленинской комнаты, чтобы нам было не стыдно показывать её гостям училища.

В итоге, как я и подозревал, никакого обсуждения не было. Директор волевым решением навязал нам свои хотелки, и на этом короткое совещание закончилось.

Когда мы втроем вышли из кабинета, Светлов начал возмущаться.

– Нет, ты слышал? Игнатьич совсем оборзел, все стенды хочет переделать. Думает, что это так просто. Я второй год прошу инструмент обновить, а он вместе с завхозом меня завтраками кормят. Да и у тебя в мастерской конь не валялся. Ни кумача нормального нет, ни краски! – воскликнул он и уже более спокойным тоном попросил меня зайти к нему после уроков, чтобы составить совместную заявку для завхоза, после чего отправился в свой подвал.

– Я бы тоже хотела с тобой поговорить, – неожиданно вступила в разговор Наташа. – Может, найдешь сегодня время зайти в комитет ВЛКСМ.

– Конечно, – сразу согласился я. С майских праздников, когда мы обедали в ресторане, мне не удавалось встретиться с нашим комсоргом. Нет, при случайной встрече в коридоре, мы здоровались и улыбались друг другу, но поговорить, просто не было времени. Или Наташа так ловко уходила от таких разговоров.

А Григорий Иванович подождет. Обсудить планы по оформлению стендом и составить заявку можно будет и завтра.

На физике, бывшей на сегодня последним уроком, я то и дело смотрел на часы.

– Чего ты вертишься, Витька? – спросила Ирма и хихикнула. – В туалет, что ли хочешь?

Я же, мысленно готовясь к разговору с Наташей, даже не обратил внимания на подколку соседки по столу. Заметив, что я не реагирую, Ирма обиженно отвернулась и до конца урока со мной не разговаривала.

Когда прозвенел звонок, я, в отличие от своих одногруппниц, направился в сторону комитета ВЛКСМ.

Постучав, зашел в кабинет, Наташа в одиночестве сидела за письменным столом ичто-то усердно писала в общей тетради.

– А, Витя, молодец, что пришел, присаживайся. Я сейчас кое-что допишу, и мы поговорим, – улыбнулась она, подняв голову от своей писанины.

Пару минут спустя она закрыла тетрадку, отодвинула её в сторону и выжидательно посмотрела на меня.

Я же молчал, ожидая, что Смолянская заговорит первой, она ведь приглашала меня зайти на разговор.

Неловкое молчание продолжалось примерно минуту. Похоже, девушка не знала с чего начать.

Наконец, она спросила:

– Витя, ты не обижаешься, что я предложила твою кандидатуру на должность художника – оформителя?

_ Нисколько, – заверил я. – Наоборот, я понимаю, что ты хотела мне помочь, и благодарен за это.

Смолянская вздохнула и продолжила.

– Понимаешь, я же не знала тогда, что ты серьезно занимаешься травами, и у тебя совсем нет времени для работы оформителем в училище.

Я придвинулся ближе к собеседнице, наклонился к ней и спросил:

– Наташа, что вообще происходит? За кого вы меня все принимаете? Может, расскажешь, кто распускает слухи о моих делах? Как комсомолка комсомольцу, наконец.

Честно сказать, меня уж достали просьбами сделать то одну микстуру, то другую. Я еще понимаю, когда к моей бабушке шли необразованные люди с улицы. Но здесь у нас вроде бы серьезное учебное заведение, все должны понимать, что не может шестнадцатилетний первокурсник готовить действенные лекарства. Я же не волшебник, в конце концов.

– Ну, чего ты разошелся? – нервно произнесла Наташа. – Я ведь у тебя еще ничего не просила.

– А жаль, – сообщил я с улыбкой. – Тебе бы я помог в первую очередь. Девушка слегка покраснела.

– Витя, мы же вроде бы договорились, что у нас с тобой будут только дружеские отношения. Я же объясняла почему. В июне я сдаю выпускные экзамены и уезжаю по распределению.

– Не свисти, – вновь улыбнулся я. – Мне прекрасно известно, что ты остаёшься работать в училище освобожденным секретарем комсомольской организации.